Для начала, дорогие друзья, хочу кратко пояснить, кто такой Ганс Георг Гадамер, которому мне захотелось посвятить эту миниатюру.

Ганс Георг Гадамер – немецкий философ XX века (он прожил сто два года), занимавшийся вопросами герменевтики, то есть вопросами интерпретации, толкования разнообразных знаков, текстов, которыми мы пользуемся ежедневно, в которые мы буквально погружены. Здесь пока ограничусь данным только что сжатым объяснением сути герменевтики, поскольку для более подробных объяснений потребовалась бы отдельная статья. Могу лишь добавить, что все мы в течение своей жизни прибегаем к услугам герменевтики, даже если при этом не знаем, что она называется герменевтикой. А Гадамером я увлёкся не так давно (около полутора месяцев назад). С первой же работы, которую я у него читал (статья «Актуальность прекрасного»), меня поразила простота изложения. Впрочем, я никогда не думал, что философские тексты должны излагаться исключительно заумным и сложным языком, изобилующим разными непонятными терминами. Напротив, я  призвал бы писать всех философов как можно проще (нисколько, конечно, не упрощая), применять те или иные специальные термины только там, где такое применение диктуется самой необходимостью. На мой взгляд, Гадамер выполняет все эти условия; я могу его смело рекомендовать всем интересующимся: это вполне доступная для понимания философская литература, требующая, конечно, вдумчивого чтения, но дающая при этом самые светлые эмоции…

Гадамер в своих работах чаще всего рассуждает об искусстве, в частности, о современном, которое, по его же выражению, порой ставит философа (да и вообще человека думающего) на грань герменевтического нигилизма. Особенно, как мне кажется, это может касаться музыки…

Вообще, с современным искусством (имею в виду течения модерна и авангарда) связано множество проблем. Например, ребром встаёт вопрос соотношения смысла и оригинальности.

(продолжить чтение, нажав кнопку «Далее»)

 Играй же, маэстро!

Посвящается светлой памяти Ганса Георга Гадамера.

Всё гениальное просто, а всё простое гениально…

Видимо, сама мудрость сейчас диктует мне эти строки, водит моими пальцами, кладёт их на нужные клавиши компьютера, чтобы рождались нужные слова, нужные фразы, нужный текст… Моя же задача, по всей видимости, очень проста: закрыть глаза, расслабиться и подчиниться, а там уж что-нибудь да выйдет. Да не что-нибудь, а непременно гениальное, такое, что все непременно ахнут от восхищения, непременно скажут: «Посмотрите-ка, сколько тут смысла, какая невероятно глубокая и многогранная мысль!»

Друзья! Сейчас я вам кое-что покажу: смотрите же и ничего не пропустите! Это очень интересно!

Вот комната. Нет, не смотрите на мебель; лучше взгляните на то, что происходит посреди этой комнаты. Там на полу сидит человек. Нет, это не просто человек! Это великий поэт! Есенин! Любите ли вы Есенина, дорогие мои? Лично мне он друг! Но посмотрите же ещё: вокруг него разбросано множество каких-то мелких бумажек. Да это же какие-то записочки, на каждой из которых написано, если мне всё хорошо видно, по одному слову. На одной, вижу, есть слово «конь», на другой, вроде, – «багряный», на третьей отчётливо вижу слово «шляться»… Есенин берёт несколько бумажек наугад, подбрасывает их и ловит какую-нибудь из них. Сейчас у него на ладони три записочки, но не вижу, что на них написано. А в дверях стоит Городецкий и смотрит очень удивлённо. А Есенин говорит, что он хочет изобрести что-то вроде стихописной машинки, которая вот так, выбирая первые попавшиеся слова, могла бы складывать их в стихи… А может, он имеет в виду не машинку, а человека, поэта, который сперва хватает первые попавшиеся слова и потом пытается из них что-то склеить…

Нет, не так!..

Я же говорил, кажется, что всё гениальное просто, а всё простое гениально! А сам пишу что-то странное, явно не простое; причём неясно, зачем всё это пишу… Нет! Нужно сделать ещё проще; точнее, нужно было сделать (теперь уж поздно). Нужно было оставить заголовок и пустую страницу под ним. Абсолютно пустую, чистую страницу, абсолютно немую, по которой ваши глаза, дорогие мои, скользили бы, не встречая никакого препятствия, глядя на которую, можно было бы найти самый глубокий смысл, какой только можно себе представить. И никто бы не знал, что же имел в виду автор (или то, что диктовало автору), никто не смог бы автора ни в чём упрекнуть. Это даже ещё проще «Чёрного квадрата». Это даже не минимализм, а какая-то немая свобода, совершеннейшая чистота, торжество святого нигилизма! Сделаем же генеральную уборку в нашей литературе! Одной пустой страницы мало: нужна целая книга из сотни, из пятисот безмолвных страниц!

Но теперь уже поздно…

Тогда, если позволите, дорогие мои, покажу вам ещё одну картинку. Так, для развлечения, для забавы. Да не осудит меня Платон за пустословие и подражательство: ведь, в сущности, эта картинка вряд ли что-то значит. Но я иногда люблю безделушки!..

Вот настежь распахнутая дверь, а за нею – большая комната (наверное, гостиная). Тишина. А теперь перед порогом гостиной скрипнул паркет: это идёт молодой человек. Он, видимо, ещё студент. Во всяком случае, ему лет двадцать. Назовём его студентом, поскольку имени его я не знаю.

Студент уже вошёл в комнату и остановился недалеко от входа. Он видит сидящих на стульях десятерых молодых людей (им всем от двадцати до тридцати лет). Стулья расставлены кружком, а в центре круга стоит одиннадцатый молодой человек (ему примерно двадцать восемь лет) и держит скрипку со смычком, готовясь, видимо, играть. Назовём его скрипачом, поскольку и его имени я не знаю. У всех лица выражают крайнюю сосредоточенность. У семерых сидящих, кроме сосредоточенности, на лицах можно заметить удивление и восторг; у остальных троих – несомненный восторг и понимание. Ясно одно: все испытывают наслаждение (может, конечно, пока ещё предвкушают это наслаждение). Скрипач внимательно наблюдает за стрелками настенных часов (сразу видно, что он что-то ждёт). И ничто не нарушает тишину. Никто даже не разговаривает; все абсолютно неподвижны. Только слышно, как идут неумолимые часы, а в закрытое окно отчаянно бьются заглушённые преградой крики играющих на улице детей.

Прошла уже минута такого безмолвия. Скрипач всё ещё чего-то ждёт, замерев в одной и той же позе, готовый начать игру в то же мгновенье, как ему будет подан какой-то таинственный знак.

Студент явно не выдерживает затянувшегося молчания – да и я бы не выдержал! – и восклицает:

-Играй же, маэстро! Все уже в сборе! Или мы ещё кого-то ждём?

Все одиннадцать человек вздрогнули от этого восклицания. Кто-то, кажется, от неожиданности даже подавился и закашлялся. А скрипач выронил смычок и чуть было не выпустил саму скрипку. Теперь все сидевшие вскочили и взоры всех присутствующих с явным осуждением устремились на студента.

-Эх, ты!.. Всю малину испортил! – очнулся первым скрипач.

-Да уж! – присоединился молодой человек с усиками и в очках. –Если ты опоздал, то это не значит, что нужно заявлять о себе прямо по середине композиции! Ведь ты не станешь, к примеру, аплодировать посреди «Реквиема»?

-Весь кайф испортил! – добавил самый молодой из собравшихся.

-Хоть бы шикарную музыку послушал! Ты, браток, такое упустил!.. – покачал головой широкоплечий гость с внимательными глазами.

-Я, между прочим, так старался. – с явной обидой вставил скрипач.

-Но ведь ты ничего не играл! – студент, как и я, удивлён.

Скрипач:

-В смысле?!

Студент:

-Ну, в самом прямом! Извините, ребята, за опоздание, но, признайтесь, что наш друг ничего ещё не играл! Я сперва как раз не хотел ничему мешать: у вас у всех было такое умное выражение на лицах… Но потом подумал, что вы, наверное, меня ждёте, а как я пришёл, не заметили…

Молодой человек с усиками (дружелюбно):

-Ну, ничего страшного. Со всяким бывает: все мы когда-нибудь куда-нибудь рано или поздно опаздывали. Но всё же ты нам, действительно, всю малину испортил…

-Да-а… Такая крутая музыка была! – вздохнул самый высокий, почти в два метра ростом молодой человек.

Студент (с ещё большей растерянностью и удивлением):

-Здесь была музыка?

Скрипач (явно злясь):

-Да, представь себе, была! Мне оставалось ещё минуту и тридцать две секунды играть!..

Студент:

-И что это за бред ты «играл»?

Все, кроме скрипача:

-Эй-эй!

Двухметровый:

-Полегче на поворотах!

Самый молодой в группе:

-Сам ты бред!

Скрипач:

-К твоему сведению, это была композиция Джона Милтона Кейджа «4 минуты 33 секунды». Её так и положено играть: музыкант не должен издавать ни единого звука в течение указанного в названии времени. Я, если хочешь знать, долго готовился к исполнению этой композиции, много думал; решил друзьям показать… Им, по-моему, понравилось… По крайней мере, то, что они успели прослушать до того, как ты тут возгласил, как полоумный: «Играй, мол, маэстро!»

Молодой человек с усиками:

-Да, нам очень понравилось! Такая, знаете ли, вдумчивая музыка… Словами не передать… Я её уже раза три слушал и всё не перестаю удивляться таланту Джона Кейджа!

Студент:

-Да, правда, восхитительная музыка!.. Я, например, её каждый день после консерватории слушаю… Причём не четыре минуты и тридцать три секунды, а подольше… Несколько часов подряд и беспрерывно! Иногда так в неё влюбляюсь, что спешу схватить флейту и на ней выразить своё восхищение! Телевизора-то у меня нету!.. Спасибо, что просветили: я ведь не знал, что это сам Кейдж сочинил! Это тот самый, что ли, который любил инструменты портить? Он, вроде, всякие монетки засовывал в рояли, чтобы лучше играли…

Двухметровый:

-Ничего он не портил! Он просто экспериментировал. И, по-моему, довольно оригинально у него всё выходило.

Студент:

-Ах, да! Экспериментировал… Только я до сих пор не пойму, зачем ему надо было ставить такие эксперименты? Если честно, не вижу смысла… Может, вы мне растолкуете?..

Широкоплечий:

-Но, согласись, что это весьма оригинально.

Студент:

-С этим не спорю. Но, как говорится, и что дальше?

С усиками:

-Как что?! Ведь здесь столько смысла! Если бы ты вслушался хотя бы в эту композицию, ты бы непременно оценил!

Студент:

-А какой здесь можно найти смысл? Скажите же мне хоть какой-нибудь! Сам-то автор, небось, никакой смысл сюда не вкладывал! Как я слышал, он вообще творил почти наугад, по воле, так сказать, случая…

С усиками:

-Ну, этого мы уж, видимо, никогда не узнаем…

Скрипач:

-Ты, я погляжу, нуднейший человек! Авангард с модерном совсем не признаёшь. А это, между прочим, передовые течения, что по названию видно! Именно авангард адекватно выражает мысли, чувства, переживания современного человека, отражает его жизнь вообще! Кстати, как мне думается, Джон Милтон Кейдж был великим гуманистом, вручившим нам свободу через композицию «4 минуты 33 секунды»…

Студент:

-Это почему я не признаю модерн с авангардом? Нет, я ими вполне интересуюсь. Богуслав Мартину, Кайхосру Сорабджи… Я не признаю оригинальность ради оригинальности; я за истинное творчество! В музыке, например, должен быть хотя бы какой-то более или менее определённый смысл, а не это – что, мол, хотите, то и думайте… А если нет смысла, то должна тогда присутствовать какая-нибудь красота… И, вообще, можно подумать, что Кейдж изобрёл тишину, а не природа!.. Давайте я вам сыграю Мартину: вот это настоящая музыка!

Скрипач (с явной обидой):

-Ну, уж нет! Ты мне Кейджа не дал доиграть!.. Да и с твоим подходом к оригинальности разве можно ручаться, что ты даже Мартину не испортишь?!

Студент:

-Ну, пожалуйста! Вы ж все знаете, что Мартину – интеллектуал уж точно не хуже Кейджа… Я коротко… Я постараюсь не испортить, хотя, признаюсь, это, наверное, будет посложнее, чем просто так стоять со скрипкой и смычком и пялиться на часы.

Скрипач:

-Вот тогда, приятель, играй этого интеллектуала, а мы пока пойдём попить чайку. Идём, мужики!

Все уходят, а студент решительно направляется к середине гостиной, берёт инструмент скрипача и задумывается: наверное, думает, что из Мартину он смог бы сыграть на одной скрипке. Взгляд его устремляется к часам… Всё снова погрузилось в тишину, нарушаемую мерным ходом часов и голосами, доносящимися с кухни…

Что-то наш студент крепко задумался, слишком долго вспоминает… Если хотите знать моё мнение, я на его месте, если бы не вспомнил бы ничего из Мартину, положил бы скрипку и смычок на место. Но, кажется, он ничего и не вспоминает!.. По крайней мере, мысли его вряд ли заняты нотами Богуслава Мартину… Он даже глаза закрыл…

А прошло уже минут десять.

В дверях показался скрипач; постоял ещё с минуту, посмотрел, прислушался, а потом, улыбнувшись, воскликнул:

-Играй же, маэстро!

5 февраля 2016 года.

« Мой век Роза »